их там задействовать. Пусть их там увидят! Типа — присматривались что-то! Были пару раз. И потом уже… после дела. Пусть эта информация всплывет, может даже… «ментам» это «слить». Пусть туда копают! В ту сторону! А там глядишь, приедут гонцы с юга — польских нет, а вокруг менты шныряют! Даже если этих южных гонцов с наркотой там «примут» — будет еще лучше!

Толя «взвился»:

— Ты чё мелешь-то? Как «ментам» слить? Стучать «ментам» что ли?

Косов вздохнул:

— Толя! Никто «ментам» стучать не собирается! А если люди… соседи там… шоферня эта! Вдруг вспомнят, что крутились тут какие-то… южные… в тюбетейках там… да хоть — в чалмах, мне по хрену! Вот! Это было бы… кстати!

Валерьян посмотрел на «Фиксу», и, переведя взгляд на Ивана, прикрыл веки, типа — «Понял!».

— Нет… мне самому на место надо съездить. Посмотреть все, «жалом поводить»…

— Да вот, с Толей можно и съездить! Он туда часто мотается.

«Фикса» возразил:

— Не совсем туда, ага… Но езжу.

Договорились.

Уже прощаясь, договорившись встретиться, через пару дней, Валерьян спросил у Косова:

— Я так понимаю, «волына» тебе не нужна? «Маслята» тоже есть?

— «Волына» своя, «маслята» есть. Вот только…

Косов задумался.

«Глушитель бы не помешал! Ни днем не помешал бы, ни ночью!».

— Железяку нужно одну смастрячить! Есть слесарь хороший?

Собеседники, а теперь уже — подельники, переглянулись:

— Насколько хороший слесарь нужен? — спросил Валерьян.

— Ну-у-у… не водопроводчик — точно! Надо из трубы выточить кое-что… с резьбами разными, со вставками, с проточкой отверстий…

— Юзик? — спросил «Фикса» Валерьяна.

— Не хотелось бы старика беспокоить… Ну да ладно! Я заскочу к нему завтра, переговорю. «Подогрею» старика чем-ни-то… Скажу, что заедете на днях, с заказом.

Уже возвращаясь в город, Косов спросил «Фиксу»:

— Юзик — это кто? И как он… на язык не слабый?

— Ты чего?! Юзик… это легенда здесь! Он еще до революции знатным «шнифером» был. У него даже двое… или трое… учеников было! А потом… старый стал. Вроде отошел, но! Такие инструменты «людям» делал, что просто — ах! Там такие «мандолины» были! А «балеринки» какие из его рук выходили! Да обычный «фомич» у него получался, как произведение искусства!

— И чего? Он мне сможет сделать то, что нужно? — уточнил Косов.

— Так ты сам же сказал, что вроде бы сложного ничего нет?

— Ладно! А что… за языком у него?

— Ты, Чибис, вроде босяк правильный, но иногда такие «косяки» порешь… Юзик — это… Юзик! В общем…

— Ладно! Замяли тему, я просто не в курсе.

— Вот то-то же!

Толян замолчал, но ненадолго.

— Слушай… Ты вроде пацан совсем, а как ты… к «пиковым» попал?

— А вот сейчас уже ты, Толя… в «косяках»! Хорошо ли это, таким интересоваться? — криво усмехнулся Косов.

— Да ладно… я ж так только… Вместе же на дело пойдем.

— Может пойдем, а может — нет. Тут еще как карта ляжет… А сам-то на «мокрое» идти не «застремаешься»? — Иван посмотрел на подельника с интересом.

— Так я же… сам туда не полезу.

— Вот насмешил! — Косов и правда рассмеялся, — Ты это «ментам» расскажешь, если нас после этого «примут»! Какая разница, кто на курок нажимал? Был на «деле», значит — «мокрушник»! Ну ладно, я — «паровозом», но Вы-то — «вагонами» всяко пойдете!

— Типун тебе на язык! Что ж ты… Язык у тебя как помело, Чибис! — «Фикса» сплюнул в открытое окно машины, — Вот правда говорят, что Вы, «пиковые», все на всю голову «отмороженные»!

— Я, Толя, просто представляю, что мне «корячится» в случае чего…

— И что? Не страшно?

Косов засмеялся:

— Смерть, Толя, она — не навсегда! Будет что-то и после нее…

«Фикса» снова сплюнул в окно:

— Поговорил с тобой, как меду напился! Чё — в рай попасть рассчитываешь? С твоим-то грехами? А в аду если… Не, ну тя на хрен, такие разговоры вести!

Замолчали. И Косов подумал — «а правда, как так получилось, что «правильный» мент в следующей жизни стал «мокрушником»? И даже то, что нормальных людей в его… «клиентах» не было… так себе отговорка!».

«Да ну их, думки такие! Все, кого он… «обнулил» были теми еще сволочами! И эти… польскИе… тоже людишки — не лучше! Так что думай лучше о том, как все сладить, да не влететь! А еще, что бабки будут! На женщин своих потратить — все лучше, чем они «чуркам» за «дурь» пойдут!».

— Тебя где высадить? — окликнул его Толя.

Косов осмотрелся.

«Ага… мы где-то недалеко от моста! К Фатьме пойду! Если все правильно помню — она сегодня в день работала, значит — дома. И на работу ей только завтра вечером!».

— Вон там… у переезда высади!

— Ну так что? Где и когда встретимся? К дому бирюка поедем смотреть?

— Завтра… скажем, в три часа сможешь меня здесь же подхватить? — посмотрел на «Фиксу» Иван.

— Лады! До завтрева!

— Бывай!

Он сидел на кухне, возле окна и негромко перебирал струны:

— Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,

Но всегда по дороге мне с ним!

Чем дорожу, чем рискую на свете я?

Мигом одним, только мигом одним!

Смотрел на подругу, которая в коротком шелковом халатике суетилась на кухне, собираясь порадовать его брюхо чем-то вкусным. Вот и сейчас присела, слушая песню, подперла кулачком подбородок, глаза задумчивые смотрят в окно. Халатик, вроде бы и одернутый ею на бедре, немедленно сполз, открывая красивую ножку со смуглой кожей.

«А под халатом у нее ничего нет!».

Потому как первый раунд их встречи прошел плодотворно, со вздохами, стонами и даже — покрикиванием, в исполнении смуглой красавицы.

«Она как будто становится все краше! Ухоженная стала, и за фигурой следит. Вот только ее шикарные волосы, сплетенные в толстую косу сейчас чуть растрепаны, но это только добавляет ей шарма!».

— Песня красивая, но… плохая какая-то. Грустная! Ты в ней… как неприкаянный.

— Почему я? Ее же другой написал, и не про меня вовсе!

— Другой написал… ну что же? Видно, и он такой же как ты был. Как будто потеряли что-то и все найти не можете… Ну что ты на меня так смотришь? — немного смутилась, поправила волосы.

— Да я вот смотрю на тебя и думаю… Ты все краше и краше становишься. Есть ли какой предел твоей красоте? До каких пор…

Она засмеялась, довольная, оправила халатик, отчего и вторая пола его тоже спала с бедра, открыв вторую ножку… И даже… кажется темный треугольник волос стал виден… между ножками.

— Ох, и что же ты со